Can't work today, still queer.
13.02.2010 в 15:24
Пишет Константин Редигер:Слово о бедном гуманитарии
О бедственном положении российской науки говорят много, подробно, с разбором причин, поводов и последствий. Однако концентрируется внимание на естественных и (в меньшей степени) точных науках. О гуманитарных науках в этом контексте говорят мало и редко.
Попробую восполнить этот недочет и заодно дать своим читателям-негуманитариям некоторое представление о том, чем в действительности занимаются на соответствующих факультетах.
Все это - следствие моих долгих размышлений и нескольких очень продуктивных и интересных разговоров со Студиозусом.
Гуманитарные науки для чайниковГуманитарные науки для чайников
Некоторое время назад я уже писал, что в общем восприятии гуманитарные науки обречены проигрывать естественным из-за неравных "стартовых условий". В то время как основы естественно-научной методологии и азы соответствующих наук объясняются в любой школе, гуманитарные науки целиком и полностью находятся в ведении соответствующих вузов.
Как же, возразят мне. А школьные курсы истории, литературы, МХК? Почему ты о них забыл?
Я не забыл. Проблема, однако, в том, что ни один из этих курсов не дает человеку ни грана методологии. На уроках истории в школе мы учим факты, в лучшем случае - немного учимся анализировать эти факты. Однако никто не объясняет таких элементарных принципов исторического исследования, как критическое отношение к материалу, умение анализировать не факты, а источники в поисках этих фактов, наконец умение сделать из фактов корректные выводы. В школе этому не учат, так как
а) для ребенка это слишком сложно (чистая правда),
б) критическое отношение к фактам в учебнике или умение анализировать учебник как необъективный источник в школе бессмысленно и
в) школьная программа истории просто не нацелена на передачу гуманитарной методологии - она должна воспитывать патриотизм, доверие к властям и уверенность, что на протяжении всей нашей истории мы были на коне.
Привел в пример историю, как наиболее близкий мне предмет, но то же самое касается, конечно, и литературы (в ней нет ни капли филологии), и МХК (это не культурология и даже не искусствоведение).
Досадно, но факт: об этом несоответствии школьного и институтского курса знает любой гуманитарий, однако в школе об этом никому не говорят. В следствие этого мы имеем всем известную ситуацию - "Есть три вещи, в которых разбираются все: история, политика и футбол".
По мере окончания школы пропасть эта увеличивается, и мы попадаем в странную ситуацию. Любой гуманитарий отчетливо понимает, что естественники занимаются серьезной научной деятельностью. Они даже изучают ее в рамках философии науки. В то же время очень немногие естественники хотя бы отдаленно понимают, чем занимаются гуманитарии.
А чем собственно они занимаются? Опуская детализацию скажу так: гуманитарии создают и познают общество. Основная их задача - либо конструирование общества, либо исследование причин, по которым оно стало таким, какое оно есть. Конструирование общества происходит не на уровне политики, политика - лишь продолжение того или иного гуманитарного дискурса. Так фашизма никогда бы не было, если бы не сугубо гуманитарный философ Ницше, коммунизма - если бы не социологи, историки и экономисты Маркс и Энгельс, политики царской России второй половины XIX века - без историков-славянофилов. В равной степени и современные представления западных стран сформированы Вебером, Маркузе, Бартом, Сартром, Фрейдом, Кейнсом и рядом других крупных гуманитарных исследователей. Они предложили обществу базу, на которой потом политики возвели свою надстройку.
Тут неизбежно встает вопрос об ответственности ученых за результаты их трудов. Он, впрочем, общий для науки - не члены проекта "Манхэттен" нанесли удар по Хиросиме, так же как не Маркс виноват в Большом терроре 37-го.
В рамках своих исследований гуманитарии пользуются очень четким и точным инструментарием: механизмами анализа текстов, верификации фактов, построения научных гипотез. В отличие от естественно-научных исследований они практически никогда не переходят за рамки мысленного эксперимента. Вследствие этого научную работу гуманитария нельзя наблюдать вне его текстов.
Побочным следствием развития естественных наук являются приборы (иногда даже имеющие применение в быту - например, тостер). Приборы эти можно увидеть, есть разрешат - пощупать и, в некоторых случаях, понять какая от них польза. Сами принципы их работы часто понятны только людям со специальным образованием.
Побочным следствием развития гуманитарных наук является развитие общества. Однако это процесс слишком глобальный, чтоб оценивать его в рамках быта. Как правило люди хорошо замечают катастрофические события, непосредственно касающиеся их (войны, экономические кризисы и т.п.), но очень редко непосредственно оценивают глобальные положительные процессы (например, падение расовой теории и ее бытовых следствий под ударами истории и социологии), воспринимая их как нечто самоочевидное и неизбежное.
В результате подавляющее большинство населения не способно оценить пользу гуманитарных наук (так же как и квантовой физики, например). Касается это не только обычных граждан, но власть имущих. И если правители западных стран, вроде США или Великобритании еще в большей степени понимают эту пользу, так как получили соответствующее гуманитарное образование в Оксфорде или университетах Лиги плюща, то все наши правители после Ленина понять этого уже не могли. Они просто были недостаточно образованны для этого.
История большого паденияИстория большого падения
Говоря об отставании нашей науки от запада - отставании с которым, к сожалению, теперь уже никто не спорит, мы обычно отсчитываем его от перестройки и 91 года. Сократились ассигнования в науку, закрылись многие НИИ, наукограды бросили буквально умирать от голода. Следующий шаг - неизбежная утечка мозгов. Некоторое время назад я прочитал, что в Королевском колледже Лондона сделали важное открытие по природе СПИДа. Конечно, я полез читать статью - и обнаружил, что группу исследователей возглавлял эмигрант из России. Вот, казалось бы, пример наглядней некуда - вместо того чтобы работать у нас, уехал туда и там открыл этот хитрый, кажется, белок.
Для каждого, однако, очевидно, что здесь у нас он не открыл бы вообще ничего - у него просто не было бы соответствующих условий работы, без которых ученый-естественник обойтись, увы, не может. Попробуй поработай, если инструментарий соответствует в лучшем случае десятилетней давности западным образцам.
Те же, даже большие, проблемы и у гуманитариев - об этом я еще скажу чуть позже.
Откладывая назад по временной шкале я пытался понять, когда же в последний раз русская наука была действительно на уровне европейской во всех сферах. С физикой, химией - все просто, это было в начале 80-х. В какие-то периоды мы даже были лучше всех, были свои великие естественно-научные проекты, например, космос. Однако если мы возьмем биологию, я думаю, отставание мы начнем прослеживать еще с середины 40-х - последним ученым первого мирового класса был, вероятно, Вавилов. После его смерти генетика в СССР продержалась очень недолго, Сталин разгромил ее к чертям. Даже после падения лысенковщины в 1955 году (после 7-летнего запрета генетика), наука толком не оправилась. Только в середине 60-х генетика снова стала набирать обороты. К этому моменту отставание от запада было уже 20-летним и в условиях Холодной войны никакой возможности наверстать упущенное не было.
Еще ярче пример психологии. Отставание начинается с 30-х годов, с разгрома педологии. Тогда же исчезают действительно крупные прорывы гуманитарных наук. Филология уничтожена работой Сталина "Марксизм и вопросы языкознания" и до возникновения Лотманской школы так и не оправится от удара. История ограничена идеологией до такой степени, что все действительно крупные прорывы происходят только в области истории Средних веков (вроде работ Рыбакова), или вовсе экзотических областей (вроде расшифровки иероглифов майя Кнорозовым). Гуманитарные науки застывают в своем классическом виде, в образце начала 30-х годов. Только наименее политизированная из них, филология, как-то двигается вперед, в сторону культурологии и семиотики. Делать это, однако, приходилось едва ли не тайком. В этом смысле характерно, что Лотман работал в слегка оппозиционном эстонском Тарту, а не в Ленинграде или Москве.
Тут уместно будет и упомянуть, что такое катастрофическое падение науки в начале 90-х - непосредственное следствие плановой экономики. Большая часть западных научных центров, будь то Массачусетский технологический институт или Оксфорд - частные учреждения, самостоятельно обеспечивающие свой доход. Ни один из американских финансовых коллапсов, даже Великая депрессия, не повредили благосостоянию МИТа и работающих в нем ученых.
Что в результате? В результате западные университеты, в первую очередь английские и американские, составляют первую десятку научных центров мира, а отечественные НИИ и ВУЗы болтаются во второй сотне. И настоящее начало этого отставания надо искать не в 91 году, а в начале 30-х, когда наука была полностью подчинена политике и идеологии. Политики никогда не востребуют настоящих научных результатов. Их интересует в первую очередь практическая польза науки. Практическая польза химии и физики им ясна - это оружие. Практическая польза гуманитарных наук - нет, поэтому они просто уничтожают их. Так это было в СССР, так это было и в Рейхе.
Станция ДноСтанция Дно
В дальнейшем я не буду концентрироваться на проблемах естественных наук. Во-первых, я недостаточно компетентен для этого. Во-вторых, они и так у всех на слуху. Ясно, что даже самые амбициозные наши проекты, типа Глонасс, отстают от западных. Отставание на несколько лет - это точно.
Но в действительности наше отставание от запада в сфере естественных наук ничтожно на фоне отставания в гуманитарных. В них мы отстали по меньшей мере на 40 лет.
Замечательный отечественный исследователь Степин делит историю науки на три периода: классический, неклассический и постнеклассический. Именно в этом постнеклассическом периоде существуют сейчас западные гуманитарные науки. Мы пока с трудом осваиваем неклассическую рациональность - герменевтику, структурализм, проблемы языка.
В большинстве наших ВУЗов (включая и МГУ, и СПГУ) преподается академическая история, принципиально ничем, кроме приращения новых фактов, не отличающаяся от того, что преподавалось пятьдесят или сто лет назад. На западе она давно низведена до уровня фундамента исторических исследований. Основные направления западной историографии - исследования школы Анналов, история повседневности, Big history, квантативная история, микроистории. Не для всех этих направлений есть банальные переводы на русский. Историей повседневности в России занимаются в лучшем случае десятки людей. квантативной историей - почти никто (только 2003 году была открыта кафедра на ИстФаке МГУ, на ней меньше десяти человек), Big history не только никем не разрабатывается, но даже и не изучается нигде.
В достаточной мере сходная ситуация - в культурологии (в МГУ нет не только такого факультета, но даже такой кафедры; в СПГУ есть - но в виде кафедры на философском факультете). О положении отечественной социологии я, традиционно, молчу - слишком печальная тема. Насколько я понимаю, только филология из всех гуманитарных наука до какой-то степени держит западный уровень. Во всех остальных областях отставание колоссальное.
И это. в общем, ситуация, в которой винить современные власти (а равно и Ельцина с Горбачевым) совершенно невозможно. Наоборот, именно в Ельцинские времена, с открытием информации, уничтожением цензуры гуманитарные науки рванулись вперед. Родной РГГУ, созданный в 1991 году, тому наглядный пример. Возможно, это единственное место в РФ где действительно пытаются дать современное гуманитарное образование.
Проблема - в инертности мышления. В том, что советская политика нанесла такой мощный удар по гуманитарным дисциплинам, что мы до сих пор от него не можем опомниться. На полном серьезе иногда звучат мысли, что мы опережаем Запад в области гуманитарных наук: и это, конечно, так, потому что мы глубоко и далеко продвинулись в областях, которые на западе уже лет 40 признаны совершенно бесперспективными. Все равно, что сказать что мы глубже всех погрузились в болото - и гордиться этим.
URL записиО бедственном положении российской науки говорят много, подробно, с разбором причин, поводов и последствий. Однако концентрируется внимание на естественных и (в меньшей степени) точных науках. О гуманитарных науках в этом контексте говорят мало и редко.
Попробую восполнить этот недочет и заодно дать своим читателям-негуманитариям некоторое представление о том, чем в действительности занимаются на соответствующих факультетах.
Все это - следствие моих долгих размышлений и нескольких очень продуктивных и интересных разговоров со Студиозусом.
Гуманитарные науки для чайниковГуманитарные науки для чайников
Некоторое время назад я уже писал, что в общем восприятии гуманитарные науки обречены проигрывать естественным из-за неравных "стартовых условий". В то время как основы естественно-научной методологии и азы соответствующих наук объясняются в любой школе, гуманитарные науки целиком и полностью находятся в ведении соответствующих вузов.
Как же, возразят мне. А школьные курсы истории, литературы, МХК? Почему ты о них забыл?
Я не забыл. Проблема, однако, в том, что ни один из этих курсов не дает человеку ни грана методологии. На уроках истории в школе мы учим факты, в лучшем случае - немного учимся анализировать эти факты. Однако никто не объясняет таких элементарных принципов исторического исследования, как критическое отношение к материалу, умение анализировать не факты, а источники в поисках этих фактов, наконец умение сделать из фактов корректные выводы. В школе этому не учат, так как
а) для ребенка это слишком сложно (чистая правда),
б) критическое отношение к фактам в учебнике или умение анализировать учебник как необъективный источник в школе бессмысленно и
в) школьная программа истории просто не нацелена на передачу гуманитарной методологии - она должна воспитывать патриотизм, доверие к властям и уверенность, что на протяжении всей нашей истории мы были на коне.
Привел в пример историю, как наиболее близкий мне предмет, но то же самое касается, конечно, и литературы (в ней нет ни капли филологии), и МХК (это не культурология и даже не искусствоведение).
Досадно, но факт: об этом несоответствии школьного и институтского курса знает любой гуманитарий, однако в школе об этом никому не говорят. В следствие этого мы имеем всем известную ситуацию - "Есть три вещи, в которых разбираются все: история, политика и футбол".
По мере окончания школы пропасть эта увеличивается, и мы попадаем в странную ситуацию. Любой гуманитарий отчетливо понимает, что естественники занимаются серьезной научной деятельностью. Они даже изучают ее в рамках философии науки. В то же время очень немногие естественники хотя бы отдаленно понимают, чем занимаются гуманитарии.
А чем собственно они занимаются? Опуская детализацию скажу так: гуманитарии создают и познают общество. Основная их задача - либо конструирование общества, либо исследование причин, по которым оно стало таким, какое оно есть. Конструирование общества происходит не на уровне политики, политика - лишь продолжение того или иного гуманитарного дискурса. Так фашизма никогда бы не было, если бы не сугубо гуманитарный философ Ницше, коммунизма - если бы не социологи, историки и экономисты Маркс и Энгельс, политики царской России второй половины XIX века - без историков-славянофилов. В равной степени и современные представления западных стран сформированы Вебером, Маркузе, Бартом, Сартром, Фрейдом, Кейнсом и рядом других крупных гуманитарных исследователей. Они предложили обществу базу, на которой потом политики возвели свою надстройку.
Тут неизбежно встает вопрос об ответственности ученых за результаты их трудов. Он, впрочем, общий для науки - не члены проекта "Манхэттен" нанесли удар по Хиросиме, так же как не Маркс виноват в Большом терроре 37-го.
В рамках своих исследований гуманитарии пользуются очень четким и точным инструментарием: механизмами анализа текстов, верификации фактов, построения научных гипотез. В отличие от естественно-научных исследований они практически никогда не переходят за рамки мысленного эксперимента. Вследствие этого научную работу гуманитария нельзя наблюдать вне его текстов.
Побочным следствием развития естественных наук являются приборы (иногда даже имеющие применение в быту - например, тостер). Приборы эти можно увидеть, есть разрешат - пощупать и, в некоторых случаях, понять какая от них польза. Сами принципы их работы часто понятны только людям со специальным образованием.
Побочным следствием развития гуманитарных наук является развитие общества. Однако это процесс слишком глобальный, чтоб оценивать его в рамках быта. Как правило люди хорошо замечают катастрофические события, непосредственно касающиеся их (войны, экономические кризисы и т.п.), но очень редко непосредственно оценивают глобальные положительные процессы (например, падение расовой теории и ее бытовых следствий под ударами истории и социологии), воспринимая их как нечто самоочевидное и неизбежное.
В результате подавляющее большинство населения не способно оценить пользу гуманитарных наук (так же как и квантовой физики, например). Касается это не только обычных граждан, но власть имущих. И если правители западных стран, вроде США или Великобритании еще в большей степени понимают эту пользу, так как получили соответствующее гуманитарное образование в Оксфорде или университетах Лиги плюща, то все наши правители после Ленина понять этого уже не могли. Они просто были недостаточно образованны для этого.
История большого паденияИстория большого падения
Говоря об отставании нашей науки от запада - отставании с которым, к сожалению, теперь уже никто не спорит, мы обычно отсчитываем его от перестройки и 91 года. Сократились ассигнования в науку, закрылись многие НИИ, наукограды бросили буквально умирать от голода. Следующий шаг - неизбежная утечка мозгов. Некоторое время назад я прочитал, что в Королевском колледже Лондона сделали важное открытие по природе СПИДа. Конечно, я полез читать статью - и обнаружил, что группу исследователей возглавлял эмигрант из России. Вот, казалось бы, пример наглядней некуда - вместо того чтобы работать у нас, уехал туда и там открыл этот хитрый, кажется, белок.
Для каждого, однако, очевидно, что здесь у нас он не открыл бы вообще ничего - у него просто не было бы соответствующих условий работы, без которых ученый-естественник обойтись, увы, не может. Попробуй поработай, если инструментарий соответствует в лучшем случае десятилетней давности западным образцам.
Те же, даже большие, проблемы и у гуманитариев - об этом я еще скажу чуть позже.
Откладывая назад по временной шкале я пытался понять, когда же в последний раз русская наука была действительно на уровне европейской во всех сферах. С физикой, химией - все просто, это было в начале 80-х. В какие-то периоды мы даже были лучше всех, были свои великие естественно-научные проекты, например, космос. Однако если мы возьмем биологию, я думаю, отставание мы начнем прослеживать еще с середины 40-х - последним ученым первого мирового класса был, вероятно, Вавилов. После его смерти генетика в СССР продержалась очень недолго, Сталин разгромил ее к чертям. Даже после падения лысенковщины в 1955 году (после 7-летнего запрета генетика), наука толком не оправилась. Только в середине 60-х генетика снова стала набирать обороты. К этому моменту отставание от запада было уже 20-летним и в условиях Холодной войны никакой возможности наверстать упущенное не было.
Еще ярче пример психологии. Отставание начинается с 30-х годов, с разгрома педологии. Тогда же исчезают действительно крупные прорывы гуманитарных наук. Филология уничтожена работой Сталина "Марксизм и вопросы языкознания" и до возникновения Лотманской школы так и не оправится от удара. История ограничена идеологией до такой степени, что все действительно крупные прорывы происходят только в области истории Средних веков (вроде работ Рыбакова), или вовсе экзотических областей (вроде расшифровки иероглифов майя Кнорозовым). Гуманитарные науки застывают в своем классическом виде, в образце начала 30-х годов. Только наименее политизированная из них, филология, как-то двигается вперед, в сторону культурологии и семиотики. Делать это, однако, приходилось едва ли не тайком. В этом смысле характерно, что Лотман работал в слегка оппозиционном эстонском Тарту, а не в Ленинграде или Москве.
Тут уместно будет и упомянуть, что такое катастрофическое падение науки в начале 90-х - непосредственное следствие плановой экономики. Большая часть западных научных центров, будь то Массачусетский технологический институт или Оксфорд - частные учреждения, самостоятельно обеспечивающие свой доход. Ни один из американских финансовых коллапсов, даже Великая депрессия, не повредили благосостоянию МИТа и работающих в нем ученых.
Что в результате? В результате западные университеты, в первую очередь английские и американские, составляют первую десятку научных центров мира, а отечественные НИИ и ВУЗы болтаются во второй сотне. И настоящее начало этого отставания надо искать не в 91 году, а в начале 30-х, когда наука была полностью подчинена политике и идеологии. Политики никогда не востребуют настоящих научных результатов. Их интересует в первую очередь практическая польза науки. Практическая польза химии и физики им ясна - это оружие. Практическая польза гуманитарных наук - нет, поэтому они просто уничтожают их. Так это было в СССР, так это было и в Рейхе.
Станция ДноСтанция Дно
В дальнейшем я не буду концентрироваться на проблемах естественных наук. Во-первых, я недостаточно компетентен для этого. Во-вторых, они и так у всех на слуху. Ясно, что даже самые амбициозные наши проекты, типа Глонасс, отстают от западных. Отставание на несколько лет - это точно.
Но в действительности наше отставание от запада в сфере естественных наук ничтожно на фоне отставания в гуманитарных. В них мы отстали по меньшей мере на 40 лет.
Замечательный отечественный исследователь Степин делит историю науки на три периода: классический, неклассический и постнеклассический. Именно в этом постнеклассическом периоде существуют сейчас западные гуманитарные науки. Мы пока с трудом осваиваем неклассическую рациональность - герменевтику, структурализм, проблемы языка.
В большинстве наших ВУЗов (включая и МГУ, и СПГУ) преподается академическая история, принципиально ничем, кроме приращения новых фактов, не отличающаяся от того, что преподавалось пятьдесят или сто лет назад. На западе она давно низведена до уровня фундамента исторических исследований. Основные направления западной историографии - исследования школы Анналов, история повседневности, Big history, квантативная история, микроистории. Не для всех этих направлений есть банальные переводы на русский. Историей повседневности в России занимаются в лучшем случае десятки людей. квантативной историей - почти никто (только 2003 году была открыта кафедра на ИстФаке МГУ, на ней меньше десяти человек), Big history не только никем не разрабатывается, но даже и не изучается нигде.
В достаточной мере сходная ситуация - в культурологии (в МГУ нет не только такого факультета, но даже такой кафедры; в СПГУ есть - но в виде кафедры на философском факультете). О положении отечественной социологии я, традиционно, молчу - слишком печальная тема. Насколько я понимаю, только филология из всех гуманитарных наука до какой-то степени держит западный уровень. Во всех остальных областях отставание колоссальное.
И это. в общем, ситуация, в которой винить современные власти (а равно и Ельцина с Горбачевым) совершенно невозможно. Наоборот, именно в Ельцинские времена, с открытием информации, уничтожением цензуры гуманитарные науки рванулись вперед. Родной РГГУ, созданный в 1991 году, тому наглядный пример. Возможно, это единственное место в РФ где действительно пытаются дать современное гуманитарное образование.
Проблема - в инертности мышления. В том, что советская политика нанесла такой мощный удар по гуманитарным дисциплинам, что мы до сих пор от него не можем опомниться. На полном серьезе иногда звучат мысли, что мы опережаем Запад в области гуманитарных наук: и это, конечно, так, потому что мы глубоко и далеко продвинулись в областях, которые на западе уже лет 40 признаны совершенно бесперспективными. Все равно, что сказать что мы глубже всех погрузились в болото - и гордиться этим.
@темы: Opus cit., О Мипе, sed Vitae discimus
